72 года назад, 27 февраля 1943 года, рядовой 254 полка 56-й гвардейской стрелковой дивизии Александр Матросов совершил бессмертный подвиг, закрыв грудью амбразуру немецкого дзота. Имя отважного солдата стало нарицательным, в течение долгого времени оно олицетворяло героизм и самопожертвование. На примере Матросова несколько поколений молодежи учились любви к Родине и умению защищать ее. К сожалению, в новые времена многое изменилось. Самого героя оклеветали, его музей уничтожили, мемориальный комплекс разграбили и даже сам факт подвига поставили под сомнение. Наш долг — спасти рядового Матросова, восстановить его честь, репутацию, доброе имя в историческом сознании россиян.

«ТЕХНОЛОГИЯ» ПОДВИГА

Посреди глухих лесов и болот Локнянского района Псковской области стоит величественный монументальный комплекс — здесь в феврале 1943 года Александр Матросов ценой собственной жизни обеспечил успешную атаку своего подразделения.

Деревня Чернушки, находившаяся примерно на том самом месте, где сегодня расположен монумент, войну не пережила. Люди здесь больше никогда не селились. Немногочисленные поля, окруженные болотами, сплошь заросли сорным лесом. В 1948 году, когда тело Матросова, захороненное в 43-м здесь же, на поле боя, эксгумировали для перезахоронения в Великих Луках, его пришлось вывозить на телеге, автомобили бы не прошли. Дорогу проложили только в конце 70-х, после обустройства мемориала. Тогда же местность окончательно разминировали. Правда, местные жители предупреждали меня, чтобы ходил осторожнее: здесь все еще попадаются фугасы военной поры.

Где именно находилась первая могила солдата, сегодня никто сказать не может. Сохранились ее фотографии, но без привязки к местности.

Сам мемориал перестраивали несколько раз. Сначала появилась стела, потом около нее соорудили бетонный бункер с тремя прямоугольными отверстиями, изображавший немецкий дзот. Потом все это снесли, поставили новый памятник с «вечным огнем», разбили аллею «пятьсот шагов до подвига».

В постперестроечное время мемориал на долгие годы оказался забытым и заброшенным, «вечный огонь» погас. Вандалы и мародеры изрядно поглумились: спилили с памятника бронзовые буквы, пытались утащить в утиль даже огромные стальные каски.

Однако местные власти, надо отдать им должное, в 2009 году нашли силы и средства на восстановление памятника. Кое-что в экспозиции даже добавили: для воссоздания военной атмосферы амбразурой в сторону наступающих советский войск установили «пулеметный колпак», или, как его еще называют, ЖБОТ (железо-бетонная огневая точка). Хотя, строго говоря, здесь он несколько не к месту, ведь это не немецкое, а советское сооружение, хотя и военных лет. Впрочем, особо интересующимся экскурсоводы все честно объясняют.

Хорошо укрепленные немецкие позиции располагались в полукилометре от места, где сейчас расположен памятник, за Черной речкой (так ее называют местные, на картах она значится как Чернушка).

Мы с заместителем главы администрации Локнянского района Людмилой Тимошиной идем по открытому полю, по которому 70 лет назад, пригнувшись, бежали под плотным пулеметным огнем бойцы взвода, где воевал Матросов. Бой у Чернушек был упорным, в нем принимали участие танки и артиллерия, обе стороны отчаянно сражались и несли большие потери.

— Солдаты перебежали речку по льду, и бой разгорелся на том берегу, где стояли немецкие дзоты, — показывает моя провожатая.

Берег Черной — низкий, топкий, высот тут нет. Дзот (дерево-земляная огневая точка) издали воспринимается как едва заметный холмик, он отлично замаскирован. Но поскольку его амбразуры находятся практически на уровне земли, даже минимальное препятствие, не то что человеческое тело, блокирует подвижность ствола.

Некоторые исследователи утверждают, что ложиться на пулемет бесполезно: скорострельная смертоносная машина в секунды изрубит тело — и ничто не воспрепятствует дальнейшей стрельбе. Да, все так. Но дело в тех самых секундах, которые требуются пулеметчику, чтобы освободить ствол. К тому же лежащее у амбразуры тело сокращает сектор обзора и мешает прицельному огню.

Перейдя на другой, занятый немцами берег, наши бойцы были вынуждены залечь под бешеным огнем. До дзотов осталось метров сто, по сути — один бросок (см. схему — немецкая карта начала весны 1943 года). Две огневые точки удалось уничтожить. Третью, центральную, пыталась дожать артиллерия, но стоявший около дзота танк уничтожил уже два орудийных расчета, выкатывавших пушки на ударную позицию.

Тогда дзотом занялись автоматчики — рядовые Матросов и Огурцов. Оставшись в одиночестве, когда его соратника ранило, Матросов подполз к дзоту с фланга, до него было не более 30 метров, и кинул две гранаты. Стрельба прекратилась, бойцы поднялись в атаку, но тут немецкий пулемет внезапно ожил. Вот тогда-то Александр, находившийся ближе всех к огневой точке, рванул к амбразуре и закрыл ее своим телом. В воспоминаниях одного из выживших участников того боя отмечается высокая стартовая скорость бойца — это и неудивительно: Матросов увлекался футболом, играл на позиции нападающего. Нескольких отвоеванных им секунд хватило его товарищам, чтобы преодолеть оставшуюся дистанцию…

НЕ УГОЛОВНИК, НЕ ШТРАФНИК

Шестнадцатилетний уроженец Екатеринослава (ныне Днепропетровск) Александр Матросов был этапирован в уфимскую детскую трудовую колонию № 2 под новый, 1941-й год. Доставили его из Куйбышева, где он сбежал из ФЗУ (школа фабрично-заводского ученичества, предшественница послевоенных ПТУ), беспризорничал и был задержан милицией. К слову, бегать ему не впервой, до этого он удирал из детдома в Мелекессе (сейчас Димитровград Ульяновской области). Мальчишка, в шесть лет потерявший родителей, пытался искать лучшей доли, но никак не получалось. В итоге — статья 192-а, часть 2 УК РСФСР 1926 года: два года за неоднократное нарушение паспортного режима. Сейчас многие знать не знают такого словосочетания, а тогда за такую мелочь давали срок. Из этого факта некоторые «исследователи» Матросова раздули «сенсацию» о его уголовном прошлом. А на самом деле разгадка проста. Обычная для тех лет история мальчишки-беспризорника.

В колонии парнишка прижился. Хотя определенные трения с начальством были у него и здесь. В Музее истории Уфимского юридического института МВД, (раньше это был музей Александра Матросова), мне показали оригинал «телеги», которую составили тогдашний начальник колонии старший лейтенант госбезопасности Константинов и его заместитель по политической части с примечательной фамилией Пушкин. «Воспитанник Матросов не подчиняется начальству, ругается матом, ведет себя вызывающе», — сетовали педагоги в погонах. Однако вскоре, несмотря на это, парня назначают помощником воспитателя. С чего вдруг?

— Моя мать работала вольнонаемной в этой колонии и не раз рассказывала о Матросове, — вспоминает ветеран войны уфимец Владимир Варицкий. От товарищей-фронтовиков он узнал, что из Москвы приехал журналист писать правду об их прославленном земляке и, несмотря на возраст и болезни, не захотел оставаться в стороне.

— Сам я с ним знаком не был, — уточняет ветеран, — но мать подчеркивала, что с вольнонаемными Матросов был в прекрасных отношениях, всегда вежливый, а вот с начальством не особо ладил. Но в той среде, где он тогда жил, не было принято дружить с энкавэдэшниками.

Припомнил Владимир Савельевич один случай, рассказанный матерью. Как-то раз на производстве пропали инструменты, она села и заплакала. Подошел Матросов, узнал в чем дело. И вскоре принес украденное — у пацанов он пользовался огромным авторитетом: с характером, крепкий, спортивный, а главное, справедливый. Как скажет, так остальные и сделают. Словом, явный неформальный лидер, причем, как сейчас бы сказали, «правильный пацан». В результате, несмотря на трения с руководством, это же самое руководство именно его и поставило официальным вожаком над ребятами.

Кстати, даже в той «телеге» старшего лейтенанта госбезопасности значилось, что после начала войны поведение паренька изменилось. Он взялся за ум, стал серьезнее, в результате его даже избрали председателем конфликтной комиссии — улаживать споры колонистов и начальства. Вот как!


Так что никаким уголовником, как это пытаются изобразить некоторые «историки», Александр Матросов, ясное дело, не был, хотя и имел судимость. Как ни сурово было то время, даже за более тяжелые преступления судимость снимали, если человек доказал, что исправился — это показывает, например, статистика того же Беломорканала. Справедливость восторжествовала и в отношении Александра Матросова: судимость с него была снята, правда, посмертно.

Клеймо уголовника — не единственное, которое пытались поставить на Матросове любители исторических сенсаций. Его еще записали и в штрафники. Дескать, если  бросили на дзоты, значит, точно штрафник. Эта версия не выдерживает проверки простейшей арифметикой. В наградном листе рядового Матросова значится, что он прибыл на фронт 25 февраля 1943 года. А погиб через два дня, 27-го. В некоторых источниках написано, правда, что его последний бой произошел 23 февраля, но сейчас причина этой ошибки разгадана: тогда, в военные годы, дату слегка подправили, дабы подвиг пришелся аккурат на День Красной армии. Так что за два дня пребывания на фронте Матросов, ну никак не мог угодить в штрафбат.

Сторонники версии о «штрафнике» обращают внимание на то, что поступал Матросов в военное училище, а на фронт ушел не лейтенантом, как можно было ожидать, а рядовым. Мол, с чего бы это, наверняка где-то проштрафился.

Объяснение простое и подтвержденное документами. Действительно, Матросова, добровольцем ушедшего на фронт, в октябре 1942-го направили в Краснохолмское пехотное училище под Оренбургом (тогда он назывался Чкалов). Но в связи с тяжелым положением на фронте уже в ноябре его и остальных курсантов сняли с обучения и бросили на передовую.

Пояснения по этому вопросу дает сам... Матросов. В музее Уфимского юридического института мне показали ветхие послевоенные копии двух писем, которые написал в колонию будущий герой. Письмо адресовано Карнауховой Татьяне П., Матросов называет ее «тетей Таней». Скорее всего, это одна из воспитательниц, к сожалению, данные о ее полном отчестве в Музее отсутствуют.

 В первом письме, датированном 3 октября 1942 года и отправленном из села Краснохолм, Александр сообщает, что прибыл в пехотное училище и что их собираются учить на лейтенантов. В следующем, от 3 декабря того же года, он пишет: «Я уже сдаю первый период обучения».                

Больше писем от него тетя Таня не получала. В тот же месяц Александра и его товарищей отправили на сборный пункт в Астрахань. Возможно, в училище было несколько ступеней подготовки: обученный солдат, сержант, лейтенант. Александру Матросову удалось закончить только первую. Война не всегда давала возможность пройти полный курс, вспомните хотя бы историю подольских курсантов — те тоже ушли на фронт рядовыми.

А если бы судьба дала Матросову еще несколько месяцев, каким он мог быть лейтенантом?

— Как на учениях, так и вне их, он умел быстро находить друзей, — рассказывал уже покойный однополчанин Матросова Александр Воробьев. — Был душой взвода, любил петь, играл на гитаре. Я так считаю: по своей натуре, по характеру Саша мог бы стать очень хорошим командиром. Но судьба сложилась иначе...

Несколько лет назад вышел претендующий на документальность фильм башкирского журналиста Рауфа Насырова. Там утверждалось, что известного всей стране героя на самом деле зовут вовсе не Александр Матросов, а Шакирьян Юнусович Мухамедьянов. По национальности башкир, из семьи уголовников, бывший зэк. А назывался русским именем и фамилией для простоты.

Для подтверждения этой версии автор даже привлек «свидетелей». Правда, говорят они не по-русски, а на каком-то местном наречии башкирского. Перевод, ясное дело, нотариально не заверен. Свидетелем в фильме выступал человек, представленный «ветераном войны», который «лично знал» Шакирьяна Мухамедьянова.

— Да это Маргазим Каримов из деревни Кунакбаево, тут рядом, — сказал мне директор Музея истории Уфимского юридического института Дарис Авхадеев. — Он же 1935-го года рождения, откуда он может знать Матросова?!

Как рассказали мне уфимские исследователи, история с «башкирскими корнями» Матросова сразу же затихла после того, как было предложено провести генетическую экспертизу. Взять образец из могилы Александра Матросова в Великих Луках и сравнить его с ДНК тех самых Мухамедьяновых, которые имеются в наличии. И как отрезало: разговоры о «герое Шакирьяне» прекратились.

Но для чего вообще они затевались? Русский — значит, русский, башкир — значит, башкир. Мои уфимские собеседники пожимали плечами: им было неловко за автора фильма. Возможно, он хотел поднять национальное сознание, но разве для этого необходимо было красть чужой подвиг, разве мало башкиров геройски воевало в годы войны?

Так кто же он был, рядовой Александр Матвеевич Матросов? Такой же, как и многие дети своего времени. Рано осиротевший, хлебнувший лиха, попавший в колонию для несовершеннолетних, но вышедший оттуда сильным, честным и уважаемым человеком. Типичная история типичного советского беспризорника довоенной поры...

КАК ПТИЦА ФЕНИКС...

Настоящим героям ставят памятники. И даже если кто-то пытается их уничтожить, они всегда возрождаются. Именно так происходило и с памятью об Александре Матросове.

Само место, где когда-то находилась колония, в которой воспитывался будущий герой, хранит добрую историческую ауру. В XVI веке здесь был мужской Успенский монастырь. Небольшой, в нем жило до 20-30 иноков, но весьма почитаемый. Его организовали послушники подмосковного Саввино-Сторожевского монастыря, отправившиеся на окраины государства нести христианскую веру языческим народам. Со временем обитель стала главным местным религиозным центром. На ее территории были похоронены многие знаменитости, в том числе герой кавказских войн генерал Семен Портнягин, правда, отыскать его могилу мне не удалось — не сохранилось ни креста, ни могильного камня.

После революции в монастыре расположился Уфимский дом принудительных работ. Вскоре его переименовали в Уфимский концентрационный лагерь принудительных работ, в 1923-м на его месте появилась сельхозколония, а еще позже, в начале 30-х, сюда завезли беспризорников и создали центральный детский приемник-распределитель. На его базе в 1935-м и появилась Детская трудовая колония №2, откуда Александр Матросов добровольцем ушел на фронт.

Колония производила матрасы и полуфабрикаты для мебельного производства, но с началом войны ассортимент сменился: стали делать снегоступы, маскировочные сети, а потом и «спецукупорку» — ящики для снарядов, мин и бомб. Между прочим, очень важная для фронта продукция, ее выпуск доверяли не каждому предприятию.

В начале 1942-го уголовный контингент «разбавили» эвакуированными из блокадного Ленинграда детьми. Сохранились воспоминания очевидцев о том, что даже у самых неисправимых малолетних преступников, совершивших самые тяжкие преступления (были в колонии и такие), не поднималась рука обидеть истощенных «блокадников».

Колония существовала и после войны. Память о своем героическом воспитаннике здесь берегли: в 1968-м году на ее территории, в старом монастырском корпусе, открылся музей Александра Матросова. Через три года колонию закрыли, на ее месте была создана Школа милиции, преобразованная впоследствии в Уфимский юридический институт МВД России. Под его крыло и перешел музей, завершает этот исторический экскурс доцент кафедры истории и теории государства и права юридического института Салават Хакимов.

Проблемы начались в 90-х, когда в стране старательно уничтожали память обо всем советском.

— Еще будучи молодым милиционером, я не раз посещал музей, — говорит директор музея истории Дарис Авхадеев. — Это была большая экспозиция. А когда несколько лет назад меня назначили сюда руководителем, экспонатов я уже не увидел.

Начались поиски. Оказалось, что в начале 90-х милицейским музейщикам приказали все сдать в фонд некоего «центрального» хранилища, на базе которого планировали создать главную воинскую экспозицию в регионе — Музей боевой славы. Опись передачи экспонатов, если она и проводилась, уже не сохранилась. О том, что представляла собой та экспозиция, можно судить лишь по единственной уцелевшей фотографии. На ней хорошо видны оригинальные документы, а также каска, саперная лопатка и другие личные вещи героя.

Некоторые экспонаты из музея Матросова отыскались в каком-то сыром подвале, почему-то они оказались не нужны. Большинство документов и фотографий безвозвратно погибло, каска, лопатка и немногочисленные личные вещи вообще пропали. Уцелела лишь железная койка, на которой спал колонист Саша, несколько справок, копии писем (но не оригиналы), облупленный бюстик и вывеска бывшего музея.

Корреспондент «Культуры» побывал в Музее боевой славы. Красивое название, но вот соответствует ли оно сути? Экспонатов из музея Матросова, затребованных когда-то из Института МВД, я не увидел. А единственный портрет героя тут почему-то присутствует... в разделе, посвященном Курской битве. Объяснить этот факт работники музея мне не смогли. На помощь пришел научный сотрудник того же учреждения, бывший журналист Фарит Вахитов. Он оказался ярым приверженцем уже знакомой нам теории о том, что Матросов — на самом деле башкир Мухамедьянов.

— Русские и татары всегда присваивали себе подвиги и достижения башкиров. — обличает он. — И Матросова тоже себе прибрали...

Радует, что в Уфе не все такие, как мой собеседник. Рядом с Музеем боевой славы высится замечательный монумент Александру Матросову и совершившему такой же подвиг башкирскому герою — гвардии лейтенанту Миннигали Губайдуллину. Выходя на улицу после неприятной беседы с работниками музея, я вдруг увидел у подножия памятника свежие алые гвоздики. Их только что положили проходившие мимо парень с девушкой, обоим лет по двадцать, не больше.

Злоключения не миновали и главный памятник Матросову в Уфе. Когда-то он стоял в парке имени героя, на центральной улице, на берегу реки. Но в 1991-м под нажимом местных националистов на его месте появился некий «камень суверенитета» Республики Башкортостан, парк переименовали. Монумент приютили у себя сотрудники Уфимского юридического института. Оттуда его изредка вывозили к 9 Мая и временно ставили где-то в городе, а потом снова привозили обратно.

Только недавно парку вернули имя солдата, а памятник обрел постоянную прописку. Пусть и в несколько ином месте, на боковой улочке, но обустроено там все очень красиво и достойно.

Носил имя героя и популярный в Уфе кинотеатр — красивое здание в старом городе.

— Когда-то, еще курсантами, мы сюда часто ходили. Билет стоил недорого, а в буфете продавали вкусное мороженое, — вспоминает Дарис Авхадеев.

Мы сидим в бывшем кинотеатре, теперь тут кафе, совмещенное со школой танцев. Буфетчица тоже помнит, что раньше здание носило имя их земляка-героя, и вздыхает по тем временам.

Все произошло внезапно. Кинотеатр, муниципальное учреждение культуры спешно приватизировали. Новый хозяин первым делом сбил со здания барельеф изображения подвига. Это варварство никто объяснить не может.

А вот в Великих Луках тревожные перестроечные ветры обошли матросовские места. У памятника на берегу Ловати всегда лежат цветы. А музей, расположенный за спиной этой замечательной скульптуры работы самого Евгения Вучетича, никогда не пустует. Всегда много молодежи и детей. Малыши спрашивают у родителей, кто такой этот «большой дядя», те терпеливо объясняют.

Всю внутреннюю правую стену здания занимает огромный витраж советских времен, один из самых красивых, что мне довелось видеть. На этот музей тоже покушались. Но его удалось отстоять, все фонды сохранились.

— Хотели выгнать нас отсюда, говорили: забирайте экспонаты, разместим здесь коммерческую структуру. Мы не отдали, — вспоминает старший научный сотрудник краеведческого музея Елена Кондратович.

При музее действует Центр патриотических инициатив имени Матросова. Он проводит большую и важную работу по сохранению памяти героя и по воспитанию подрастающего поколения. Расширяется и экспозиция музея. Мы тоже внесли свою посильную лепту в это дело: корреспондент «Культуры» передал в Великие Луки документы, обнаруженные в Уфе. А в столицу Башкирии, в свою очередь, мы отправили оцифрованные материалы, собранные на Псковщине.